“Театр должен меняться исходя из потребностей сегодняшних детей” – Павел Авдюков
Корреспондент сайта novoetv.kz поговорил о роли ТЮЗа с Павлом Авдюковым, заместителем директора по работе со зрителями.
Если обратиться к истории театра, которая была на территории России, мы отметим, что детского репертуара до определенного времени не было. Люди приезжали смотреть оперы и вечерние постановки, и иногда брали с собой детей. В то время детей, как отдельную аудиторию никто не рассматривал. Но при этом дети могли принимать участие в домашних театрах. Попытки поставить сказки были уже тогда, яркий пример – “Синяя Птица”, премьера которой прошла в 1908 году в Московском Художественном театре. Произведение написано бельгийским драматургом и поэтом Морисом Метерлинком.
“Но назвать этот спектакль сказкой можно с очень большой натяжкой, потому что это – сказка для взрослых”, – отмечает Павел Авдюков.
Первый театр для маленьких зрителей появился 13 июня 1921 года в Москве в здании бывшего кинотеатра. Его открыла Наталья Ильинична Сац, которая внесла огромный вклад в создание целевого учреждения культуры для детей. Для детско-юношеской аудитории нужна была отдельная структура, которая бы занималась и воспитательной частью.
В 1936 году этот театр переименовали в Московский Центральный детский театр (ЦДТ). В 50-х годах его руководителем стала Мария Осиповна Кнебель, ученица Константина Сергеевича Станиславского. Под руководством этой женщины начинали работать известные драматурги, например Розов и Вампилов. Из ЦДТ вышли многие творческие люди, которые потом создали свои театры.
“Детский театр, он, наверно, меньше был подвержен вниманию цензуры, потому что тот же МХАТ 50-х годов – это что-то ужасное, костная структура, которую никто не хотел посещать, билеты давали в нагрузку. Кнебель сумела из этих молодых, амбициозных ребят сделать драматургов, артистов, выпустить в свет это новое театральное поколение, поэтому детский театр – это очень-очень важно”, – считает замдиректора.
В 1992 году театр был переименован в Российский академический молодежный театр (РАМТ). Сейчас это один из ведущих театров в Москве, там проходит много театральных экспериментов. Павел Авдюков добавляет, что вообще детский театр – это пространство для экспериментов и важная ступенька. Стоит отметить, что в ТЮЗах есть отдельная педагогическая часть, которая плотно работает с маленькими зрителями.
В чем суть работы педагогической части?
Маленький человек, приходя в театр в первый раз, попадает в сказку, которая там создается. Он начинает воспитываться театром, он начинает впитывать принципы работы театра. Мы проводим экскурсии, где впервые маленькому человеку рассказываем о том, что такое театр, рассказываем и показываем. То есть впервые человек, который раньше театра не видел, может окунуться в эту атмосферу, и он может в этой атмосфере начать что-то понимать. Здесь происходит первый опыт, так как это было у меня когда-то, когда ты выходишь и понимаешь, что здесь – одна реальность, когда открывается занавес и закрываются двери, а за окном – там другая атмосфера.
ТЮЗ, в первую очередь, я думаю, для юного зрителя он носит воспитательный характер. Потом эти дети, которые воспитаны в театре, которые приходят, которые привыкают к театру, они гармонично могут и дальше идти по ступенькам, начинают дальше интересоваться театральным искусством. Потому что если человек в детстве не посещал театр(это часто бывает), мы сталкиваемся и беседуем с таксистами, продавцами, кондукторами, людьми, которые к театру никакого отношения не имеют. Чаще всего они говорят: мы в театре с детства не были, нас не водили. То есть мы два раза со школой были и все. Человек говорит: да вот в школе меня в 82-м году в театр как в последний раз возили, больше меня там не было. Потому что с детства эта культура утеряна, она не заложена в человека. Театр эту воспитательную свою функцию на юного зрителя оказать не смог, и потом, конечно, человеку во взрослом возрасте трудно адаптироваться, он мало понимает зачем нужен театр, он мало понимает что такое театр. У него нет прекрасных детских впечатлений о том, что это волшебный другой мир, что здесь интересно и здорово.
Есть дети, тоже, к примеру, целый ряд зрителей, которые приезжают к нам. К нам одна семья привозит четверых детей, они разного возраста. И не только к нам, но и в другие театры и объекты культуры. Дети самые разновозрастные и они ходят и впитывают все театральное искусство с детства и это видно, что есть какой-то воспитательный процесс, что родители этих детей желают в них заложить какие-то принципы культурного человека, которые ребятам в дальнейшем пригодятся. Я нисколько не сомневаюсь, видя участие этих детей в том, что мы делаем. Они просят читки после пьесы прочитать, они ждут, когда будет следующий какой-то проект, они с удовольствием приходят на спектакли. Я не сомневаюсь, что в будущем они гармонично во всю эту историю смогут влиться и они будут посещать театр во взрослом возрасте и будут приводить своих детей.
Также есть огромное количество историй, когда мамочки приводят детей в театр. Мы с ними часто беседуем: а почему вы приходите каждую неделю? Потому что меня бабушка водила каждую неделю, это стало доброй традицией. Есть такие зрители. У них нет какой-то пафосной истории о том, почему они в театре, почему они – театральные люди, но их просто водила бабушка, которая жила неподалеку, с детства, каждую неделю на сказку, и у ребенка отложилось, что ходить в театр – это естественно и правильно. И когда у нее или у него появляются собственные дети, они также идут и приходят в театр, в общем, такая традиция семейная. Поэтому, я считаю, что ТЮЗ – это очень важно. Это начальная ступенька к постижению такого прекрасного, великого искусства, как театр.
Как Вы считаете, лет через 10 у ТЮЗа поменяются какие-то цели и задачи? Может что-то модернизируется?
У нас уже сейчас все модернизировалась. Конечно, поменяется. Вообще, все в театральном мире меняется и очень быстро. Не бывает такого, что ничего не меняется. Если в театре ничего не меняется, там происходит угасание и умирание, гниение театра, как хочешь. Театр – это живой организм, это максимально живое искусство, может самое живое искусство в мире. Это человек напротив человека, и мы же понимаем, что человек, который сидит в зале, чаще всего живет в одном городе, даже иногда в одном районе с человеком, который играет на сцене. И в том, и в другом случае они соседи по большому человеческому общежитию. И те события, которые происходят в их жизни, в обществе – они отражаются в равной степени и на том, и на другом. Поэтому, невозможно себе представить театр, который не реагирует на то, что происходит вообще в стране, и в мире, в городе. Каждый театр, живой театр, он на это остро реагирует, и поэтому он меняется, исходя из ситуации и всего прочего.
Конечно, и ТЮЗ будет меняться, и воспитательная функция, я думаю, она останется в любом случае, потому что когда мы говорим о детях, всегда есть второе слово после детей – воспитание детей, это в любой сфере так работает. Но при этом, конечно, ТЮЗ сегодня не может быть театром, который играет только сказки. Это раньше была такая практика: считалось, что в ТЮЗе нет вечерних спектаклей, есть только сказки, все. И зачем там, в ТЮЗе, нужны какие-то вечерние спектакли? Ряд зрителей до сих пор заблуждаются: они не приходят в театр на взрослые спектакли, потому что считают, что их нет. Задача ТЮЗа, конечно, привлечение взрослого зрителя, подростков, потому что подростки – это самая такая проблемная вообще аудитория, не в плане, что они проблемные, в плане того, что очень тяжело подростков удивить, очень тяжело их привлечь, дать им что-то такое, что они не могли бы получить на улице или в интернете, что могло бы в равной степени их заинтересовать, потому что ну человек он по свой натуре его чаще всего интересуют какие-то вещи не очень вяжущиеся с искусством. И вот найти ту форму искусства, которая бы заинтересовала подростка больше, чем то, что он может увидеть на улице или в интернете, довольно сложно, но возможно. Опытов очень много.
Как ТЮЗ работает с подростками? Ваш личный опыт.
Мы стараемся вводить новые форматы работы, стараемся быть ближе к подросткам. Мы стараемся говорить на их языке, мы проводим встречи со школьниками, сейчас в ZOOM. К нам уже обращались несколько школ. Мы проводили встречи творческие, с ними беседовали довольно живо, они интересуются какими-то вещами, мы стараемся им без пафоса отвечать, развенчать миф о том, что театр – это такое пафосное учреждение, где пыльные кулисы и ламбрекены со свечками. Мы планируем поработать в следующем году с режиссером очень интересным, который как раз работает с петербургскими и московскими театрами и у нее есть несколько хитов, спектаклей для подростков, которые просто пользуются бешеной популярностью. Мы сейчас ведем с ней переговоры. Она, в общем-то, благосклонно относится к нашему предложению, но у нее очень плотный график, но это – один из лучших режиссеров, который ставит для подростков на сегодняшний день.
Сейчас на читки стало много подростков приходить, они смотрят, им интересно. Они задают вопросы, они хотят прочитать пьесу после того, как они увидели чистку. Это уже очень радостно, потому что они прочитают пьесу, потому, может быть, еще что-то прочитают книгу или перечитают еще пять или шесть пьес автора, это будет уже вклад огромный.
Мы планируем возобновить кинопоказы, когда снимут ограничения. На кинопоказе будут ленты, которые интересны молодежи. Мы планируем в ближайшее время завести Tik Tok. Работу мы над этим уже проводим. Уже с одной школой предложения получили. Была задача у ребят написать ЭССЕ о том, каким бы они хотели видеть Tik Tok театра, и что там должно быть, чтобы им было интересно: мастер-классы, какие-то моменты из закулисной жизни театра и так далее. Они свои предложения написали. Сейчас вот вторая школа тоже прорабатывает этот пилотный вариант, они тоже напишут свои предложения и потом на основании этих предложений мы организуем Tik Tok, напишем контент план и начнем в этой социальной сети тоже быть ближе. Совершенно очевидно, что если там подростки, в которых мы очень заинтересованы, пользуются Tik Tok, а мы не пользуемся, у нас пропадает канал коммуникации с ними.
Еще очень много всего, что задумано у нас с подростками. Мы еще планируем профориентационные проект проводить, потому что мы заинтересованы, чтобы молодые люди приходили работать именно в театр. У нас уже есть договоренность с несколькими школами города, которые очень благосклонны к этой идеи. Нам сейчас мешает карантин, но как только карантин закончится, мы планируем для школьников старших классов провести профориентационный проект, когда ребята проведут день в театре, попробуют на своей шкуре, что такое работать в театре, попробуют разные профессии, потом мы им устроим интересную лекцию. В общем, пообщаемся, увидимся.
Не стоит упускать и наши онлайн-проекты. У нас есть несколько образовательных онлайн-проектов, в которых мы в доступной форме для студентов, школьников и всех заинтересованных лиц рассказываем о театре.
Как Вы оцениваете драматургический материал для детей, который есть сейчас? Всего ли хватает в современной драматургии?
Сейчас много есть материала для детей и подростков современного. Совершенно очевидно, что на данный момент не стоит держаться за какие-то вещи, которые были интересны нашим мамам, папам или нам в детстве. Понятно, что бренд “Красная Шапочка” – это замечательная сказка, и “Гуси-лебеди”, и “Винни Пух”. Это все здорово, и мы это знаем и помним. И при этом должна быть какая-то определенная “сказочная” классика на сцене театра, но держаться руками и ногами за Мальчика с пальчика, иже с ним, наверно, сегодня не стоит. Некоторые театры этим грешат, театры для детей и юношества в том числе, что: “мы ставили эти сказки, которые мы знаем хорошо и понимаем этих персонажей, мы и будем их ставить . А все вот ваши современные эти “Винкс” и все прочие – все оно от лукавого. Это все американцы придумали, это все наших детей развращает, и вообще, там не понятно как эти сказки смотреть и вот лучше бы сел и посмотрел Теремок”.
Это не правильно, потому что мы не можем указывать детям, что смотреть. Мы не можем их заставить любить то, что любим мы. Мы не можем не учитывать, что у них сейчас другие вкусы, и если по понятным и очевидным причинам мы феи Винкс вряд ли поставим на сцене и как-то это будет правильно, но мы можем выбрать что-то из современной детской литературы, благо ее сейчас очень много, что никак не будет относиться не к феям Винкс, ни к Винни Пуху, а поставить что-то совершенно третье, чем сейчас активно пользуются наши коллеги из столичных театров, российских и зарубежных.
Авторов, которые сейчас пишут для детей, очень много; можно смело брать любую сказку, переделывать ее в пьесу и ставить на сцене. Сейчас очень много материала интересного. А потом, задача очень простая – найти режиссера, молодого, желательно тоже современного, которому будет не 60 лет, который сможет этот материал правильно прочитать, который сможет этот материал правильно подать, который сможет увлечь юного зрителя, который понимает психологию этого маленького человека, который говорит (с ним) на одном языке. Это вот такой рецепт того, что хотелось бы, но пока не хватает. Тем не менее это не говорит о том, что мы в этом направлении не работаем. Мы работаем. Понятное дело, что есть категории людей, которые к этому не готовы как со стороны зрителей старшего поколения, о чем я и говорил, так и со стороны сотрудников театра. Но тем не менее, постепенно этот стереотип надо разрушать, менять, и театр должен меняться исходя из потребностей сегодняшних детей.
Вы выступали в роли актера и режиссера. Что Вам ближе? Что должно быть у человека, чтобы выступать перед детьми и ставить спектакли для них?
Когда я работал актером… Конечно, многие актеры стремятся работать на вечернего зрителя, но потому что все-таки это солидные люди сидят в зале, и им как-то хочется показаться. Ну играть Гамлета – это ведь эмоционально приятнее, чем Винни Пуха, например, или скомороха. Хотя, опять же, если и редкие дарования, которые великолепно себя чувствуют и в скоморохах, и в Винни Пухах, и делают это потрясающе и работают гораздо точнее и лучше, чем многие Гамлеты. Но чаще всего есть такой стереотип, что вот работать престижнее, и лучше, и приятнее на вечернего зрителя.
Когда я был актером, я тоже, наверно, отчасти этой болезнью страдал. Но я помню больше выездные спектакли в какие-то отдаленные точки нашей области или в детские сады, и там совершенно другой зритель, там очень благодарный детский зритель. Ты понимаешь, что ты встаешь в пол пятого, куда-то очень долго едешь по морозу на ПАЗике нашем театральном, злишься на это очень сильно, а потом ты приезжаешь и там 25-27-30 человек всего-навсего в зале, но это – невероятно благодарный зритель, это невероятно благодарные дети, которых в зале театральном, в стационарном, теплом, очень редко встретишь. И поэтому для меня, конечно, как для актера самые ценные были вот именно эти встречи, когда ты встречаешься с детской аудиторией, вот с такой детской аудиторией. Эмоционально ты чуть лучше становишься после каждого такого спектакля, потому что очень много есть точек не только у нас, но и в других странах, куда театр вообще никогда не приезжает. И есть дети, которые очень хотели бы увидеть спектакль или сказку, но они их никогда не видели, потому что к ним никто не приезжает. Банально может дорог не быть.
Как для режиссера… Я не могу себя в полной мере режиссером назвать, я скажем так, партнировал успешно с Владимиром Владимировичем (Дроздецким – руководитель Темиртауского ТЮЗа, режиссер, – прим. ред.). Он в этом плане большой молодец, у него много опыта в постановке именно сказок. Мне было очень приятно с ним работать и это очень необычная вещь, когда ты работаешь со спектаклем для детей. Ты читаешь сценарий, прорабатываешь какие-то моменты, думаешь: здесь ребенку будет интересно? Или здесь будет интересно? А как дети отреагируют? Сразу думаешь: вот если мы это в садик привезем, будут дети плакать? А это их испугает? Есть какая-то, наверно, забота о детям. Это важно.
При постановке сказки режиссер сам должен быть чуть-чуть ребенком. Он должен уметь посмеяться над собой, он должен уметь подурачиться, уметь и с актерами тоже, когда сказку ставит. Я так считаю, это лично мое мнение. Он(актер) должен как-то обладать некой непосредственностью, потому что не каждый может ставить сказки, совершенно очевидно. Самые шедевральные сказки часто ставят очень серьезные люди, с виду.
Есть категория режиссеров, которых я наблюдал, которые ставят великолепные сказки, с виду – это очень суровые такие маститые мастера, такие вот суровые мужчины, к которым лучше не подходить близко. А на поверку, когда происходит именно этот сказочный процесс, когда создается некая сказка, часто очень хорошая, вот эти суровые мужчины превращаются в детей на сцене. Они с удовольствием показывают кульбиты какие-то, они смешным голосом объясняют тебе задачи, они смеются над какими-то вещами, они с удовольствием застревают в каком-нибудь домике, прыгают через пенек… Это, кончено, совершенно особенная вещь, потому что сказка дает больше простора и для творчества и для внутреннего какого-то удовольствия, потому что все равно ты понимаешь, что со взрослым зрителем подурачиться будет гораздо сложнее, а с детьми можно и нужно подурачиться во время сказки, потому что это какая-то такая волна энергетическая, которая свежая, не замыленная, не зашоренная. У этих людей еще нет каких-то стереотипов, нет каких-то представлений, как надо, а как нет. Они впитывают всю информацию, как ты ее даешь. Важно, конечно, давать ее правильно.
Спасибо большое за беседу!
