“Нужный человек в нужное время, в нужном месте”: Дмитрий Калмыков о ликвидации аварии на ЧАЭС

26 апреля 1986 году произошла авария на Чернобыльской атомной электростанции. Официально об этой аварии в СССР объявили лишь 6 мая. Дмитрий Евгеньевич Калмыков – ликвидатор аварии на ЧАЭС, директор Карагандинского областного экологического музея, стал гостем программы “Три Товарища” на ТК “Новое Телевидение”, где рассказал об этих событиях.

Дмитрий Евгеньевич, где Вы находились и чем занимались, когда произошла эта трагедия?

Это был как раз тот случай, когда говорят: “Нужный человек в нужное время, в нужном месте”. Я за год до этого получил образование военного специалиста по борьбе с радиоационными, химическими, бактериологическими угрозами и был направлен на службу под Киев, 40 километров до Чернобыля. Там находились, вокруг Чернобыля и Киева, множество воинских частей маленьких, так называемые “точки” которые принадлежали к нашей бригаде противовоздушной обороны. И я, как член химической службы, мог этим заниматься. По роду службы, по расписанию, мне не повезло этим заниматься (ликвидация аварии на ЧАЭС – прим. ред.), поэтому я поднял руку и сказал: “Я тоже хочу, потому что в армии скучно. Возьмите меня тоже”.

Вы еще и доброволец в этом плане.

Да.

А что Вас с подвигло поднять руку в тот момент?

Честно говоря, в армии ужасно скучно и хочется совершать подвиги. Ты молодой, тем более если ты образован, и тем более если происходит то, чего быть не может, потому что атомные станции не взрываются, это был советский закон. Это – самая безопасная в мире энергетика. Этого быть не может, поэтому невозможно стоять в стороне.

Сколько Вам было лет на тот момент?

22.

Довольно молодой специалист.

Довольно молодой! Я знал все про физику этого процесса, потому что в армию попал из института, откуда меня выгнали. Но знать одно. Носом все равно ничего не чувствуешь, поэтому не страшно, весело.

Значит, Ваша первая эмоция больше интерес. Или все-таки страх?

Нет, больше интерес.

Любопытство, интерес…

Нечего бояться. Любопытство, интерес. Весь мир вверх ногами. При чем не так, как во время карантина, когда все затихает, а наоборот – антикарантин: все встают и все бегут куда глаза глядят, а ты бежишь навстречу всем.

Скажите, с какими людьми Вы там тогда познакомились? Добровольцев много было?

Да, с населением знакомиться было некогда, потому что все население бежало навстречу. Это были все исключительно военнослужащие. Нельзя сказать, что было время знакомиться, но и в отличии от карантина, все были с ног до головы в защите, резине, противогазах. Лиц-то не очень было видно. Нет, я видел только своих друзей,товарищей.

По поводу защиты. Она была довольно серьезная: свинцовая защита, стеклянные очки на глазах были…

Были разные сочетания. Когда такие масштабные события, а всего через Чернобыль прошло больше 600 тысяч человек, так называемых ликвидаторов. Там случалось всякое. В первые дни у нас не было респираторов. Машина с респираторами где-то потерялась. И только третьего мая, в день своего рождения, на пятый или шестой день, я получил респиратор. Зато были резиновые костюмы, противогазы. Потом использовали импровизированную защиту. Вот свинец, про который Вы говорите, этого ничего готового не было. Были готовые максимум фартуки рентгенологов.  А листовой свинец на ходу под себя лепили. Возле нашей части рядом была вертолетная площадка, где вертолеты загружались материалам, чтобы бомбить реактор, заглушать его. Так вот, мы видели, как летчики сами себе и на вертолеты эти лепят свинец, какие-то бронепластины под себя подкладывают. Это было все импровизация.

Вы говорите был интерес, на первых этапах был. Прошел ли этот интерес уже по окончанию того времени? Стали появляться какие-то еще эмоции? Может ажиотаж?

Нет, ажиотажа не было. Самый большой переворот был, когда я выяснил при чтении всякой специальной литературы и занялся радиоэкологией здесь уже в Казахстане на Семипалатинском полигоне. Тогда я впервые понял, что станция не взорвалась, а что станцию взорвали люди, своими неправильными действиями. То есть не было никакой: “Ой, авария!”. Был план повышения безопасности, в ходе реализации этого плана люди поломали станцию. Если бы они ее руками так не ковыряли, она бы не взорвалась.

Я тоже об этом читала. На самом деле, большое количество мнений, как там все было. Мы никогда не узнаем точную историю. Есть люди, которые знают, но нам никогда этого не расскажут.

Но честно говоря, я бы не стал тут конспирологию разводить. Вся технологическая цепочка, как все происходило, никем не оспаривается, все прописано. Реактор имел недостатки, люди пытались улучшить, безопасность повысить. Проводили эксперимент по повышению безопасности и встроенная автоматика реактора мешала его поломать. Они отключали эту автоматику, все 5 степеней защиты по очереди выключили и оторвали. И он бабахнул.

Вы сказали, что бывали в командировках: несколько раз отправлялись туда. Скажите,  когда произошла Ваша самая первая командировка? В каких числах? Сама авария произошла 26 апреля.

26 апреля я стоял на посту своей воинской части, охранял наше боевое красное знамя, и ночью начались переговоры. Это было рядом. Было слышно у оперативного дежурного по радиотехнической бригаде, как начались какие-то фантастические разговоры о взрывающихся реакторах, о поднятых в воздух каких-то сотнях вертолетах. Этим же утром у нас началась формироваться команда для поездки. Я в нарушении всех уставов прям с поста возле знамени начал шептать: “Возьмите меня тоже! Я тоже хочу!”. И к ночи с 26 на 27 мы уже со складов вытаскивали технику с хранения, всякую свою химическую. Утром 27 поехали, через сутки были там.

Что входило в Ваши обязанности? Какой был распорядок дня?

Хороший вопрос. Распорядка не было никакого. В таких ситуациях никто не соблюдает никаких часов сна, приема пищи и отдыха. Дня и ночи нет. Круглосуточно первые дни мы занимались разведкой: радиологической, радиометрической. Нужно было понимать: где какое загрязнение, сколько там можно находиться, как обходить все пятна загрязнения, поэтому мы катались на маленьких машинах на ВАЗиках, оборудованных всякими радиометрическими приборами, определяли координаты, где находимся, сообщали. Гоняли от страха так быстро, что мы первую неделю дважды переворачивались. Водители теряли самообладание, когда приборы начинали трещать, пищать и гудеть, поэтому основным повреждением в первую неделю была не радиация, а кислота из аккумуляторов. Оборудования много, для них были запасные аккумуляторы в салоне. Когда мы переворачивались, из них текла кислота. Когда мы через неделю вернулись в часть, наши так называемые ОХБ (солдатская одежда) она была вся в дырках от кислоты. Старшина, который нас встречал, он был не очень образованный человек. Он очень испугался и начал пятиться назад: “Хлопцы, цэ шо? Радиация вас побыла?” . Он думал, что это уже дырки прям от радиации. Прожгло (смеется).

Первая Ваша командировка заключалась в том, что Вы занимались разведкой. Дальше у Вас были перерывы, Вы возвращались заниматься своими делами. Почему приходилось потом возвращаться?

Уже и в первую командировку на третий-четвертый день, кроме задач разведать, где какая радиоактивность, мы начали обрабатывать технику и своих товарищей, личный состав, как это называется, которых оттуда эвакуировали. Мне очень приятно было в последние дни видеть братьев-химиков на улицах (Караганды. Речь идет о карантинном режиме в городе сейчас – прим.ред.), когда по улицам Гоголя у нас ездили зеленые машины, со специальными растворами, солдаты, одетые в белые костюмы, со специальными аппаратами разбрызгивали дезинфицирующее растворы – вот это вот работа военных химиков. И тоже самое мы примерно делали в Чернобыле. Мы специальными растворами смывали радиоактивное загрязнение с машин, оборудования, вооружения, которое оттуда эвакуировалось. И своих товарищей, точно также, обрабатывали, чтобы сдуть или смыть с них радиоактивную пыль. Это на военном языке называется дезактивация.

Насколько это действенный способ?

На самом деле действенный, потому что если попав в зону радиоактивного загрязнения ты покроешься радиоактивной пылью и уйдешь оттуда с ней, эвакуируешься, она продолжит потом свое вредное воздействие, так как ты взял с собой источник этого излучения. Если это смыть, сдуть каким-то образом удалить, то потом воздействие прекращается.

Это то, что находится на чем-то внешнем, но все-таки радиация, насколько я правильно понимаю, проникала и в организм человека…

И в организм тоже. Были предприняты и меры против внутреннего, так скажем, воздействия и армия к этому тоже была готова, потому что всегда готовилась к воздействию от ядерного оружия, которое может применить противник. И там методы тоже очень интересные. Чтобы твои органы не заполнились радиоактивными веществами искусственными, надо заранее их съесть, поэтому в аптечках армейских были вещества, содержащие йод, а радиоактивные изотопы йода – одна из главных опасностей при взрыве реакторов. Образуется радиоактивный йод. Чтобы этот радиоактивный йод не заполнил твой организм, конкретно щитовидную железу, надо принимать обычный йод до того, до аварии, поэтому мы тоже это использовали. Это, конечно, такая относительная защита против самого уязвимого воздействия на щитовидную железу.

Скажите, там вообще не было никакого времени расслабиться и подумать? Написать близким?

Нет, там никакого времени не было. Это такая кутерьма. Это, конечно, не боевые действия, но очень приближено по обстановке ситуации. Спали мы в кабине грузовика все это время, другого места не было. Ели какие-то сухпойки на ходу, то есть никакого горячего питания в тот период, когда я был, еще не было организовано. Конечно, мои коллеги-карагандинцы, которые служили в химическом полку, у них были другие условия. У них все было организовано, но работали они в гораздо более тяжелых и опасных условиях на самой станции на реакторах. А мы, как военная разведка, носились вокруг, как сумасшедшие собаки, поэтому собачий образ жизни был.

https://novoetv.kz/2018/04/v-karagande-otkrylas-ekspoziciya-posvyashhennaya-avarii-na-chernobylskoj-aes-video/

Когда была Ваша последняя командировка?

Последняя, по-моему, была в июле 86-го года и она была уже совсем не связана ни с какими благородными целями, несмотря на радужные воспоминания о советском союзе, бардак тогда был гигантских, имперских масштабов. Наши офицеры занимались тем, что воровали всякую технику радиоактивную, а мы, солдаты, были вынуждены им помогать.

Для чего это делалось?

Перепродавали. Например, эти пожарные машины, которые пытались тушить станцию и все облученную технику загрязненную, ставили в отстойники и там до горизонта стояли новые автомобили, вертолеты, танки. Представляете сколько полезного чего можно открутить. Например, снять двигатель с пожарной машины и его перепродать.

Вы не боялись, что это будет караться законом?

В армии ты защищен тем, что ответственность на принимающей решении. Ты – начальник, я – дурак. Офицер сказал надо, я не знаю, зачем это надо. Такое прикрытие моральное.

Скажите, на Вас как-то сказалось нахождение там?

В первые дни не было никакой реакции, потому что, к счастью, я не попал в такие радиоактивные поля, когда поражение наступает в течении часов или суток. У меня через несколько месяцев мелкие капиллярные сосуды перестали удерживать кровь. Это вот тоже типичное повреждение радиоактивного облучения. Я с этим загремел в Киевский госпиталь и там врачи меня чудесно подлечили.

Люди уже были готовы, тут главное правильно понять, почему это происходит…

Все понимали. И врачи и все. Но диагнозы было запрещено тогда ставить, связанные с радиоактивным воздействием, и врачи писали в эпикризах какую-то фантастику безобидную.

Смотрите ли Вы художественные или документальные фильмы, связанные с событиями, которые произошли на ЧАЭС?

Да, смотрю. Целенаправленного вранья я честно говоря не видел. Конечно, куча всяких искажений, потому что большинство материалов фильмов и документальных и художественных, они, к сожалению, очень поверхностные. Примерно про одно и то же, никто не пытается глубоко залезть. Редкое, приятное исключение – это американский сериал “Чернобыль”, который вышел пару лет назад.

Ваши личные ощущения от этого сериала.

Первое впечатление – спасибо этим людям, что они это сделали. То есть меня всегда это поражало и в тайне возмущало – почему такое событие, гигансткое, говорят: “Самое страшная катастрофа”. Почему нет достойного художественного произведения? Хотя бы такое, которое обсуждается. Раз столько обсуждения вокруг этого сериала, значит, это действительно …

Люди начали читать историю…

Да. Многие задумались и поехали туда. Стали смотреть, стали изучать это из ряда вон событие. Конечно, если это настоящее художественное произведение, оно вызовет всякие обсуждения за и против. Меня больше всего поразило и я рад, что там очень верно передана атмосфера того времени, то, что называется дух времени. Это вот настоящая машина времени. Люди одеты так, как они должны быть одеты, обстановка, мебель, разговоры, обращение друг к другу – все очень и очень близко к оригиналу. Меня очень порадовало, что технически, исторически очень правильно описаны последовательность событий, причины, название оборудования, причины и следствия. Единственное, чего я даже не могу обсуждать и что вызвало наибольшее обсуждение – это характеры людей. Многие говорят: вот он был не такой злой, он был лучше. Этот был не трус, это был герой. Этого я не знаю, и знать не могу. И это вообще, наверно, художественная вольность. Я знаю, что мои товарищи- профессионалы, которые глубоко участвовали в ликвидации аварии, а потом в изучении, им тоже, что единственное не понравилось – это характеры людей: как кто показан. Но историческая правда показана выпукло ярко и ясно.

Вы поддерживаете связь с другими ликвидаторами? И отмечаете ли Вы как-то годовщину?

Отмечаю иногда, под настроение. Надеваю белую рубашку, цепляю чернобыльский значок-медаль и покупаю товарищам торт. Если есть настроение. Вообще, мы каждый год встречаемся с карагандинскими-коллегами, химиками, которые там работали. С теми, с кем я был в армии, поддерживаем связь через интернет, теперь такую, назовем ее карантинной.

Как часто Вы вообще вспоминаете события и дни, которые провели в том районе?

Хороший вопрос, трудный. Не знаю, трудно подсчитать. Но в том числе, во время последних событий, карантинных, во время пандемии, я это вспоминаю в таком контексте, что человечество опять не готово к тому, о чем заранее известно. Опять у нас внезапно наступает, условно говоря, отопительный сезон, эпидемия. Заранее известно, что будут новые эпидемии и к ним надо быть готовым, на складах должны быть десятки миллионов масок и костюмов и лекарств и всего прочего. Но все равно все мы начинаем об этом думать, когда оно уже вот, петух жареных пришел клеваться.

Чего бы вы хотели всем пожелать?

Хорошего настроения, несмотря на жизненные трудности. Жизненных трудностей таких, как карантин и вирус бояться не надо, к ним надо готовиться, предотвращать их вредное воздействие. Поэтому, оптимизма вам!